Аннотация

В статье рассматривается идея национального интереса не только как стратегической или геополитической необходимости, но и как философской категории, формируемой конкурирующими нормативными системами, культурными идентичностями и дискурсивными практиками. В рамках традиционных реалистских и либеральных теорий международных отношений национальный интерес часто воспринимается как объективная функция силы, безопасности или экономической выгоды. Однако автор отмечает, что такие подходы упускают из виду более глубокие эпистемологические и онтологические основания, определяющие, как государства формируют свои интересы и позиционируют себя в глобальном пространстве.
В статье проводится сравнение универсалистской нормативной модели «Группы семи» (G7), продвигающей либеральную демократию, права человека, рыночную рациональность и международный правопорядок, с многовекторной и плюралистичной внешней политикой Казахстана. Показано, как национальный интерес формируется в различных цивилизационных и геополитических контекстах. Нормативная модель G7, основанная на рациональности эпохи Просвещения и западном историческом опыте, склонна представлять свои ценности как универсальные и морально превосходящие. В противоположность этому, Казахстан строит свою стратегическую идентичность на культурном плюрализме, диалоге цивилизаций и контекстуальном суверенитете, позиционируя себя медиатором между Востоком и Западом, Севером и Югом.
Используя философскую герменевтику, критический дискурс-анализ и сравнительную политическую теорию, исследование демонстрирует, как Казахстан противостоит эпистемологической зависимости, выстраивая альтернативные пути модернизации и глобальной интеграции. Он не просто принимает или отвергает доминирующие нормы, а стремится их переосмыслить и переинтерпретировать через призму собственного исторического опыта и геополитического положения.
В заключение сделан вывод, что национальный интерес следует рассматривать не как фиксированный набор приоритетов, продиктованный логикой международной системы, а как динамичную, исторически и культурно обусловленную конструкцию. Такой подход открывает пространство для эпистемологического плюрализма в международной теории и подтверждает значимость неконвенциональных, включая незападные, вкладов в глобальный порядок и нормативность.